Все это она уже говорила раньше, в той или иной вариации. Каждый день приносил что-то новое: рапорты с поверхности планеты, с дронов-наблюдателей вокруг Венеры, от ее агентов на Япете, Церере и Палладе. Пока Вольный флот изо всех сил старался сделать так, чтобы АВП на его фоне выглядел разумным и рациональным, Фред Джонсон мог быть полезен, налаживая контакты с жителями Пояса, понимающими, как опасен Марко Инарос и как уже причиненный вред может вырасти в геометрической прогрессии. Господь свидетель, он ни разу не приносил добрых вестей. Но несмотря на все новости, на неумолимое тиканье часов, были темы, к которым она возвращалась снова и снова, как к любимой книге. Или поэме. Слова, которые она говорила потому, что уже говорила их раньше.

— Ты как-то читал мне одну вещь. О черных соснах, — сказала Авасарала, копаясь в шкатулке с украшениями в поисках ожерелья и золотых браслетов, подходящих к вышивке. — Помнишь? «Все, что было, прошло, ля-ля-ля-ля-ля-ля, проложив мне дорогу в рай». О том, что семенам нужен огонь, чтобы прорасти. Я еще сказала, что это похоже на вирши второкурсницы о расставании с дружком-уродом, но с претензией на глубокомысленность. Те стихи. Я не могу выкинуть их из головы, и вспомнить тоже не могу. Это бесит.

Она надела браслеты. Ожерелье казалось слишком легким. Она села у стола, подкрасила глаза, нанесла почти гомеопатическую дозу румян на щеки. Ровно столько, чтобы выглядеть более живой, чем она себя ощущала. Но недостаточно, чтобы все увидели, что она нанесла макияж. Запах румян напомнил о квартире в Дании, в которой она жила в университетские годы. Боже, что только не лезет в голову. Закончив, она посмотрела на ручной терминал. Индикатор записи все еще горел. Авасарала улыбнулась в камеру.

— Пора надевать маску и идти. Тебя еще не нашли, но я говорю себе, что найдут. Что я бы знала, если бы ты умер. Я этого не знаю, значит, этого не случилось. Но становится все тяжелее, любовь моя. И если ты не вернешься в ближайшее время, я запишу столько сообщений, что ты будешь просматривать их полсеместра.

Если, подумала Авасарала, будут какие-то семестры. Или курсы поэзии. Или хоть что-то, что составляло ее жизнь до падения метеоритов. «Всегда будет поэзия», — прозвучал в ее голове голос Арджуна.

— Я люблю тебя, — сказала она в терминал. — И всегда буду любить. Даже... — она не говорила этого раньше. Не позволяла себе думать. Все когда-то бывает в первый раз. И в последний. — Даже если тебя больше нет.

Авасарала выключила запись, исправила ущерб, нанесенный слезами макияжу, и поклонилась будто актер, выходящий на сцену. Когда она вновь подняла взгляд, он стал жестче. Она набрала Саида, и он тут же ответил. Он ждал.

— Доброе утро, мадам секретарь.

— Брось ты эту хрень. Что за свежее дерьмо поджидает нас сегодня?

— Через полчаса у вас встреча с Горманом Ли из научной службы. Затем завтрак с премьер-министром Смитом. Интервью с Каролем Степановым из «Восточного экономического вестника», а потом встреча с комитетом по стратегии. Она продлится до ланча, мэм.

— Степанов. Тот, что получил премию Чийдема Токера три года назад за статью о Дашиель Мораге?

— Я... я могу проверить, мэм.

— Твою же мать, Саид. Держи уже руку на пульсе. Уверена, что это он. Мне нужно поговорить с его женой до встречи с ним. Можем мы куда-нибудь его втиснуть в районе обеда?

— Могу найти местечко, мэм.

— Давай. И убедись, чтобы встреча со Смитом прошла в приватной обстановке. Мне надоело, что меня разглядывают под микроскопом. Если вдруг у меня в заднице вырастет полип, я узнаю об этом из «Ле Монд».

— Как пожелаете, мэм.

— Так я желаю. Пришли кар, и давай покончим с этим.

Горман Ли был худым человеком со светло-каштановыми седеющими волосами и нефритово-зелеными глазами. Авасарала решила, что это косметика. После падения метеоритов его слишком резко повысили, и это до сих пор ощущалось в его чрезмерно серьезных манерах.

— Корабли, которым... не удалось завершить проход, склонны иметь бо́льшую массу, — сказал он. — «Олеандер-Свифт», «Барбатана де Тубар» и «Гармония» вписываются в шаблон. Однако «Синий дом» — нет.

Научная служба всегда широко присутствовала на Луне. Здесь построили первый телескоп широкого спектра, чтобы избежать атмосферных помех. Первая лунная база в равной мере служила военным и исследовательским целям. Но за прошедшие поколения научная служба Луны сильно отстала от тех мест, где происходили главные события: Ганимеда, Титана, Япета, Фебы, спаси их Господь. Лунной базе остались в основном административные функции да проекты по популяризации науки. 

Они встретились в серо-зеленом конференц-зале с помутневшими настенными экранами и креслами из искусственной кожи.

— Я так понимаю, вы говорите, что никакого шаблона нет, — сказала Авасарала.

Горман Ли сжал челюсти и в отчаянии взмахнул руками.

— Есть. Множество шаблонов. У всех двигатели построены в промежутке длиной в двадцать месяцев. У всех реактор работает на топливе с Сатурна. Все пропали в период интенсивного движения. У всех есть последовательность четыре-три-два-один в регистрационном коде. С такими вводными я вам найду сколько хотите шаблонов, в которые впишутся все пропавшие корабли. Но который из них важен? Я не могу сказать.

— Хоть один корабль с кодом четыре-три-два-один прошел?

Горман Ли фыркнул, как рассерженный хомяк, опустил взгляд и покраснел.

— «Жакенетта», зарегистрирована на Ганимеде. Прошла между «Олеандер-Свифтом» и «Гармонией». Доложила о благополучном прибытии на Уолтон.

— Что ж, — сказала Авасарала, позабавленная тем, что он в самом деле это проверил. — Тогда как минимум можно сказать, что не этот.

— Да, мэм. Мэм, если бы могли получить еще данные... Уверен, что на станции Медина есть записи обо всех этих кораблях. Возможно, и о других. И о тех, кто прошел без проблем. Если бы мы...

— Если бы мы контролировали станцию Медина, — перебила Авасарала, — многое шло бы иначе. Что говорят наши марсианские друзья о том, почему их взбесившийся флот так заинтересовался вратами Лаконии?

— Ничего. Они даже не подтверждают, что именно туда ушли сбежавшие корабли.

— Держат коленки вместе после того, как их уже трахнули. Как это типично. Я поговорю со Смитом. Мы не можем добраться до Медины, но уж к собственным-то грёбаным данным должны иметь доступ.

— Благодарю вас, мэм, — сказал Горман Ли ей в спину. Она уже выходила.

Движение помогало. Ощущение действия, прогресса, решения проблем — если их можно было решить — не давало погрузиться в отчаяние. Смиту приходилось тяжелее. Он находился вдали от дома и своего аппарата, а на Луне располагалось совсем немного марсианских структур. Когда он не участвовал во встречах и не обменивался сообщениями с двенадцатиминутной задержкой, то просто сидел в номере и смотрел новости, где его называли идиотом, клоуном и человеком, позволившим продать флот Марсианской республики террористам и пиратам. И он даже не руководил ликвидацией последствий крупнейшей в истории человечества катастрофы, чтобы отвлечься от жалости к себе.

Он встретил Авасаралу у двери. В простых песочных слаксах и белой рубашке с закатанными рукавами он мог бы быть торговым агентом или мелким священнослужителем. Улыбка оставалась профессионально теплой и искренней, как всегда. Она вошла в комнату и огляделась. Никого, даже охраны. Самая что ни на есть приватная аудиенция. Очко в пользу Саида.

Завтрак поджидал их в столовой — яйца всмятку и толстые ломти поджаренного хлеба с маслом. Простая, элегантная трапеза, которой в ее воображении веками наслаждались короли, пока умирали люди, которыми они правили. На полу у дивана она обнаружила ополовиненную бутылку вина. Настенный экран показывал слегка фривольную комедию, вышедшую три года назад. Голые Шэннон По и Лакеш Хедайят пытаются прикрыться одним пляжным полотенцем, не глядя друг на друга и не соприкасаясь. Возможно, в контексте фильма это было забавно. Смит проследил за ее взглядом и выключил экран.