Вот только этого не случится из-за транспортных сложностей. И люди умрут, потому что их невозможно достаточно быстро переместить в место получше.
— Всё в порядке, кэп? — спросил Амос.
— Всё отлично. А что?
— Выглядишь так, будто хочешь дать кому-нибудь в морду.
— Нет, — ответил Холден. — Это бы всё равно не помогло.
— Сюда, — сказала Бобби.
Охранники перед зданием администрации были в бронежилетах и с автоматами. Они посторонились и пропустили Бобби в большую серую дверь, а остальные последовали за ней, как выводок утят. Офисы как будто принадлежали другому миру. Освещение полного спектра напомнило Холдену летний полдень. Свисающие с воздухоочистителей мхи и плющ колыхались на слабом ветерке. Коридоры были на полметра шире, чем на «Росинанте», и гораздо роскошней. Лишь слабый запах лунной пыли, похожий на порох, и гравитация в одну десятую g напоминали о Луне. Всё остальное выглядело в точности как кабинеты в ООН или в Гааге.
Бобби вела их так, словно знала дорогу, по коридору мимо еще двух вооруженных охранников, через несколько дверей из матового стекла. Комната была похожа на зону для отдыха — кресла, диваны и низкие столики. В ней находилось человек восемь-десять — попарно и мелкими группами, и несколько секунд Холден не мог сообразить, кто это.
Когда-то всё здесь было черно-белым, лишь время оставило всплески цвета. Коричневый кружок от чашки с кофе на подушке, зеленоватая царапина на боку кресла. В дальнем конце комнаты стояла Авасарала, ее оранжевое сари сияло факелом. Она разговаривала с седой темнокожей женщиной с узкими бедрами. Когда Авасарала с улыбкой подняла на него взгляд, женщина обернулась. Холден споткнулся.
— Мама Софи? — сказал он, а потом, словно оптика наконец сфокусировалась, узнал и всех остальных. Годы их изменили, а видеть людей с экрана и через камеры — это совсем другое. Отец Том набрал лишний вес, а отец Сесар похудел, но они шли к нему, рука об руку. Отец Антон облысел, а мама Элиза выглядела старше и более хрупкой, чем на экране. И ниже. Все выглядели ниже, потому что компьютер на ферме стоял на столе. Много лет Холдену приходилось смотреть на них снизу вверх, и он осознал это только сейчас.
Все восемь его родителей столпились вокруг, слегка напирая и взявшись за руки, прямо как в детстве. И Холден заплакал, снова став маленьким мальчиком, окруженным заботой любящих и сильных восьми родителей. А теперь он стоял среди них, самый сильный из всех, потрясенный любовью, радостью и кошмарным пониманием, что и тот мальчик, которым он когда-то был, и родители вокруг него, какими они когда-то были, уже исчезли и никогда не вернутся. Они тоже рыдали. Отец Димитрий, мама Тамара, отец Джозеф. И новая семья Холдена.
Наоми прижала руку к губам, словно пыталась сдержать слова или эмоции. Алекс улыбался так же широко, как и родные Холдена, его глаза сверкали. Авасарала и Бобби выглядели довольными, как люди, устроившие отличный сюрприз. Удивительно, но Кларисса Мао с перебинтованной рукой, стоявшая в одиночестве, содрогалась от едва сдерживаемых рыданий. Амос посмотрел на всех так, будто вошел, когда как раз досказывали анекдот, пожал плечами и решил не вмешиваться в это не пойми что. Холдена накрыл прилив теплых чувств к нему.
— Стойте, стойте, — сказал он. — Вы должны познакомиться... кое с кем. Наверное. Это Наоми.
Все родители повернулись к ней. Глаза Наоми слегка расширились. Вероятно, только Холден заметил, как ее ноздри чуть-чуть раздулись в панике. Повисла неожиданная пауза, неловкий момент, когда он увидел Наоми их глазами. Вот астерка, с которой спит их сын. Вот бывшая любовница человека, уничтожившего весь мир, олицетворение всего случившегося. Одна из них. Это длилось одну секунду, потом еще одну. Огромную, как космос между мирами.
— Я так много о тебе слышала, дорогая, — сказала мама Элиза, подошла к Наоми и обняла ее.
Остальные последовали за ней, выстроившись в очередь, чтобы поздороваться. Но Холдену не померещилось. Те секунды были. Даже когда обе семьи слились — отец Димитрий, отец Антон и Алекс разговаривали о кораблях, мама Тамара и Амос смотрели друг на друга с чем-то вроде приятного замешательства — Холден ощущал сомнения. Родители полюбят ее, если он попросит, но она не из их породы.
Он почти не замечал стоящую рядом Бобби, пока та не заговорила.
— Такая уж у нее манера. Она находит способы отплатить.
Она кивнула вглубь комнаты. Авасарала стояла там в одиночестве и смотрела на них, улыбаясь одними губами. Холден подошел к ней.
— Они уверяли меня, что у них всё нормально, — сказал он. — Когда мы разговаривали, они утверждали, что опасность им не грозит.
— И до сих пор это было правдой, — ответила Авасарала. — Реакторы там пока работают. И у них больше запасов провизии, чем у других. Они протянули бы еще... возможно, месяц? Откуда мне знать? Консервы. Да кто на хрен теперь сам делает консервы?
— Но ты их эвакуировала.
— Еще неделю или еще месяц. Но не год. Они не были бы в безопасности вечно, а когда поняли бы, что дело труба, все места были бы заняты. Я дала им приоритет в эвакуации. Я это могу. Я же теперь босс.
— А где...
Она пожала плечами.
— Они получат жилье здесь или на L-4. Не такое огромное, как в Монтане, но они будут вместе. Это я могу устроить. Может, когда-нибудь они даже вернутся на ферму, когда всё закончится. Случались и более удивительные события.
Холден пожал ей руку — холодную и более сильную, чем он ожидал. Авасарала впервые посмотрела ему в глаза. Теперь и ее глаза улыбались.
— Спасибо, — сказал он. — Теперь я твой должник.
Ее улыбка перестала быть официальной, холодной и отстраненной. Авасарала тихо хмыкнула.
— Это уж точно, — сказала она.
Глава десятая
Она больше не спала. Ну, или сон просто не помогал. Ее тело не погружалось в пружинистый матрас, как привыкло за годы, прожитые при нормальной гравитации, и он казался слишком жестким и слишком мягким одновременно. Сон предполагал отдых, а отдыху больше не было места. Она закрывала глаза, и разум будто летел кубарем вниз со звезды. Уровень смертности, поставки, рапорты службы безопасности — все, что наполняло так называемые дневные часы, заполнило и ночи. Уснуть означало лишь растерять остатки способности рассуждать логически. Сон не был похож на сон, скорее на пару часов кататонии, а потом возвращение к вменяемому состоянию на восемнадцать-двадцать часов, прежде чем снова сойти с ума. Дерьмово. Но надо было что-то делать, и она делала.
У нее хотя бы был душ.
— Похоже, Бобби Драпер удалось не дать Холдену испоганить миссию, — сказала она, пока сушила волосы. Апартаменты мягко светились голубым, будто обещая рассвет. Хотя рассветы на Земле теперь выглядели не так. — Мне она нравится. Я за нее волнуюсь. Она слишком долго просидела за столом. Ей это не подходит.
Она просмотрела сари в шкафу, пробегая пальцами по ткани и прислушиваясь к звуку, и остановилась на зеленом, переливавшемся, как панцирь жука. Золотая вышивка по краям, сверкающая под искусственным солнечным светом, придавала ему одновременно жизнерадостности и величественности. И у нее имелось подходящее янтарное ожерелье с нефритом. Человечество в полной заднице, а она должна волноваться о том, как выглядит на встречах. Смехотворно.
Вслух она сказала:
— Сегодня объявились Гиес и Басрат. Их считали погибшими, но они укрылись под горой где-то в Юлийских Альпах. Наверное, не собирались высовывать нос, пока все не утрясется, но ты же знаешь Аманду. Не успокоится, пока все не признают, что она лучшая. Не понимаю, чем они тебе нравились.
Она слишком поздно заметила ошибку, и что-то огромное и опасное шевельнулось в ее сердце. Она глубоко вздохнула, прикусила губу и продолжила заворачиваться в сари.
— Когда возьмем под контроль Вольный флот, нужно будет что-то делать с эмиграцией. Никто не захочет оставаться на Земле. Я сама могла бы улететь. Жить на пенсии на берегу какого-нибудь чужого океана, где не буду чувствовать ответственность за то, чтобы волны поднимались и опускались. Марс никогда не разберется со своими делами. Смит? Он делает хорошую мину при плохой игре, но никакой он не премьер-министр. Он сиделка в хосписе, где умирает республика. Когда мне начинает казаться, что у меня плохая работа, достаточно просто с ним выпить, чтобы полегчало.